После мног..днев­ной (не)пр..краща..щейся осады весна ворв..лась в город. Руш..лись по..точ..(н,нн)ые со..нцем снеж­ные валы и кре­по­сти во(з/с)двиг­ну­тые ре­бя­тиш­ка­ми. В лужах т..рпели бе..ствие бу­маж­ные фл..тилии. Тёмно(серые) крыши кое(где) были ещё не очищ..(н,нн)ы от снега. А (в)низу⁽²⁾ ко­по­ши­лись грачи оза­бо­че(н,нн)о пр..щу­пы­вая дли(н,нн)ыми но­са­ми ещё (не)раста..вший⁽³⁾ снег.

Зима (не)на­дол­го от­сту­пи­ла в сады укрыв­шись за с..раями и за­бо­ра­ми но по ночам осмел..ва­лась на выла..ки пе­ре­хват..вая мо­розц..м ручьи.

Ба­ра­бан..ла (не)оста­навл..ваясь, ка­пель. Над до­ма­ми и дво­ра­ми над ули­ца­ми и пе­рекрёстка­ми выпис..вали ви­ра­жи грачи (не)умол­кая н.. на одну ми­ну­ту.

Со..нце плав..ло остат­ки снега. Воз­дух за­жи­гат..льно зв..нел от стек­ля(н,нн)ого ш..роха по..та..вших льди­нок.⁽⁴⁾ (Из)да­ле­ка можно было услы­шать звук ст..ка..щей капля за кап­лей талой воды.

После мног..днев­ной (не)пр..краща..щейся осады весна ворв..лась в город. Руш..лись по..точ..(н,нн)ые со..нцем снеж­ные валы и кре­по­сти во(з/с)двиг­ну­тые ре­бя­тиш­ка­ми. В лужах т..рпели бе..ствие бу­маж­ные фл..тилии. Тёмно(серые) крыши кое(где) были ещё не очищ..(н,нн)ы от снега. А (в)низу⁽²⁾ ко­по­ши­лись грачи оза­бо­че(н,нн)о пр..щу­пы­вая дли(н,нн)ыми но­са­ми ещё (не)раста..вший⁽³⁾ снег.

Зима (не)на­дол­го от­сту­пи­ла в сады укрыв­шись за с..раями и за­бо­ра­ми но по ночам осмел..ва­лась на выла..ки пе­ре­хват..вая мо­розц..м ручьи.

Ба­ра­бан..ла (не)оста­навл..ваясь, ка­пель. Над до­ма­ми и дво­ра­ми над ули­ца­ми и пе­рекрёстка­ми выпис..вали ви­ра­жи грачи (не)умол­кая н.. на одну ми­ну­ту.

Со..нце плав..ло остат­ки снега. Воз­дух за­жи­гат..льно зв..нел от стек­ля(н,нн)ого ш..роха по..та..вших льди­нок.⁽⁴⁾ (Из)да­ле­ка можно было услы­шать звук ст..ка..щей капля за кап­лей талой воды.

(1)Ра­ду­шие семьи изум­ля­ло меня. (2)Оно вы­ра­жа­лось не в каких-ни­будь при­вет­стви­ях, а в не­ис­то­щи­мом хле­бо­соль­стве. (3)При­хо­ди­ли к Сте­па­ну Ва­си­лье­ви­чу какие-то обтёрхан­ные, мол­ча­ли­вые, явно го­лод­ные люди, и их без вся­ких рас­спро­сов уса­жи­ва­ли вме­сте с семьёю за длин­ный, по­кры­тый клеёнкой стол и кор­ми­ли тем же, что ела семья, (а пища у неё была про­стая, без гур­ман­ских при­чуд: каша, жа­ре­ная скум­брия, варёная го­вя­ди­на), и долго поили чаем, к ко­то­ро­му и гости, и хо­зя­е­ва пи­та­ли ве­ли­кую склон­ность. (4)Обыч­но обе­да­ли молча и даже как будто на­суп­лен­но, но за чае­пи­ти­ем ста­но­ви­лись об­щи­тель­нее, и тогда воз­ни­ка­ли у них бур­ные споры о какой-ни­будь ста­тье Ми­хай­лов­ско­го, о Льве Тол­стом, о на­род­ни­че­стве.

(5)Кроме ли­те­ра­ту­ры, в семье Жит­ко­вых лю­би­ли ма­те­ма­ти­ку, аст­ро­но­мию, фи­зи­ку. (6)Смут­но вспо­ми­наю какие-то элек­тро­при­бо­ры в ка­би­не­те у Сте­па­на Ва­си­лье­ви­ча. (7)Помню со­став­лен­ные им учеб­ни­ки по ма­те­ма­ти­ке; они кипой ле­жа­ли у него в ка­би­не­те  — оче­вид­но, ав­тор­ские эк­зем­пля­ры, при­слан­ные ему пе­тер­бург­ским из­да­те­лем.

(8)Очень удив­ля­ли меня от­но­ше­ния, су­ще­ство­вав­шие между Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем и его сыном Бо­ри­сом, то были от­но­ше­ния двух взрос­лых, рав­но­прав­ных людей. (9)Бо­ри­су была предо­став­ле­на пол­ная воля, он делал что взду­ма­ет­ся  — так ве­ли­ко было убеж­де­ние ро­ди­те­лей, что он не упо­тре­бит их до­ве­рия во зло. (10)И дей­стви­тель­но, он сам го­во­рил мне, что не со­лгал им ни разу ни в чём. (11)Го­во­ря об отце даже с ма­те­рью, даже с сёстра­ми, он на­зы­вал его Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем. (12)Свою мать и в глаза и за глаза все­гда име­но­вал Та­тья­ной Пав­лов­ной. (13)Рань­ше я ни­ко­гда не ви­ды­вал по­доб­ной семьи и лишь потом, через не­сколь­ко лет, убе­дил­ся, что, в сущ­но­сти, то была очень ти­пич­ная для того вре­ме­ни рус­ская ин­тел­ли­гент­ская тру­до­вая семья, каких было не­ма­ло в сто­ли­цах и боль­ших го­ро­дах  — в Са­ра­то­ве, Киеве, Ниж­нем, Ка­за­ни,  — ще­пе­тиль­но чест­ная, чуж­дая какой бы то ни было фаль­ши, стро­гая ко вся­кой не­прав­де. (14)В ней не было ни тени того, что тогда на­зы­ва­ли ме­щан­ством, и этим она была не­по­хо­жа на все про­чие семьи, ко­то­рые до­ве­лось мне в ту пору узнать. (15)Живо помню, с каким вос­хи­ще­ни­ем я, три­на­дца­ти­лет­ний маль­чиш­ка, впи­ты­вал в себя её ат­мо­сфе­ру.

(По К. Чу­ков­ско­му)

(1)Ра­ду­шие семьи изум­ля­ло меня. (2)Оно вы­ра­жа­лось не в каких-ни­будь при­вет­стви­ях, а в не­ис­то­щи­мом хле­бо­соль­стве. (3)При­хо­ди­ли к Сте­па­ну Ва­си­лье­ви­чу какие-то обтёрхан­ные, мол­ча­ли­вые, явно го­лод­ные люди, и их без вся­ких рас­спро­сов уса­жи­ва­ли вме­сте с семьёю за длин­ный, по­кры­тый клеёнкой стол и кор­ми­ли тем же, что ела семья, (а пища у неё была про­стая, без гур­ман­ских при­чуд: каша, жа­ре­ная скум­брия, варёная го­вя­ди­на), и долго поили чаем, к ко­то­ро­му и гости, и хо­зя­е­ва пи­та­ли ве­ли­кую склон­ность. (4)Обыч­но обе­да­ли молча и даже как будто на­суп­лен­но, но за чае­пи­ти­ем ста­но­ви­лись об­щи­тель­нее, и тогда воз­ни­ка­ли у них бур­ные споры о какой-ни­будь ста­тье Ми­хай­лов­ско­го, о Льве Тол­стом, о на­род­ни­че­стве.

(5)Кроме ли­те­ра­ту­ры, в семье Жит­ко­вых лю­би­ли ма­те­ма­ти­ку, аст­ро­но­мию, фи­зи­ку. (6)Смут­но вспо­ми­наю какие-то элек­тро­при­бо­ры в ка­би­не­те у Сте­па­на Ва­си­лье­ви­ча. (7)Помню со­став­лен­ные им учеб­ни­ки по ма­те­ма­ти­ке; они кипой ле­жа­ли у него в ка­би­не­те  — оче­вид­но, ав­тор­ские эк­зем­пля­ры, при­слан­ные ему пе­тер­бург­ским из­да­те­лем.

(8)Очень удив­ля­ли меня от­но­ше­ния, су­ще­ство­вав­шие между Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем и его сыном Бо­ри­сом, то были от­но­ше­ния двух взрос­лых, рав­но­прав­ных людей. (9)Бо­ри­су была предо­став­ле­на пол­ная воля, он делал что взду­ма­ет­ся  — так ве­ли­ко было убеж­де­ние ро­ди­те­лей, что он не упо­тре­бит их до­ве­рия во зло. (10)И дей­стви­тель­но, он сам го­во­рил мне, что не со­лгал им ни разу ни в чём. (11)Го­во­ря об отце даже с ма­те­рью, даже с сёстра­ми, он на­зы­вал его Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем. (12)Свою мать и в глаза и за глаза все­гда име­но­вал Та­тья­ной Пав­лов­ной. (13)Рань­ше я ни­ко­гда не ви­ды­вал по­доб­ной семьи и лишь потом, через не­сколь­ко лет, убе­дил­ся, что, в сущ­но­сти, то была очень ти­пич­ная для того вре­ме­ни рус­ская ин­тел­ли­гент­ская тру­до­вая семья, каких было не­ма­ло в сто­ли­цах и боль­ших го­ро­дах  — в Са­ра­то­ве, Киеве, Ниж­нем, Ка­за­ни,  — ще­пе­тиль­но чест­ная, чуж­дая какой бы то ни было фаль­ши, стро­гая ко вся­кой не­прав­де. (14)В ней не было ни тени того, что тогда на­зы­ва­ли ме­щан­ством, и этим она была не­по­хо­жа на все про­чие семьи, ко­то­рые до­ве­лось мне в ту пору узнать. (15)Живо помню, с каким вос­хи­ще­ни­ем я, три­на­дца­ти­лет­ний маль­чиш­ка, впи­ты­вал в себя её ат­мо­сфе­ру.

(По К. Чу­ков­ско­му)

(1)Ра­ду­шие семьи изум­ля­ло меня. (2)Оно вы­ра­жа­лось не в каких-ни­будь при­вет­стви­ях, а в не­ис­то­щи­мом хле­бо­соль­стве. (3)При­хо­ди­ли к Сте­па­ну Ва­си­лье­ви­чу какие-то обтёрхан­ные, мол­ча­ли­вые, явно го­лод­ные люди, и их без вся­ких рас­спро­сов уса­жи­ва­ли вме­сте с семьёю за длин­ный, по­кры­тый клеёнкой стол и кор­ми­ли тем же, что ела семья, (а пища у неё была про­стая, без гур­ман­ских при­чуд: каша, жа­ре­ная скум­брия, варёная го­вя­ди­на), и долго поили чаем, к ко­то­ро­му и гости, и хо­зя­е­ва пи­та­ли ве­ли­кую склон­ность. (4)Обыч­но обе­да­ли молча и даже как будто на­суп­лен­но, но за чае­пи­ти­ем ста­но­ви­лись об­щи­тель­нее, и тогда воз­ни­ка­ли у них бур­ные споры о какой-ни­будь ста­тье Ми­хай­лов­ско­го, о Льве Тол­стом, о на­род­ни­че­стве.

(5)Кроме ли­те­ра­ту­ры, в семье Жит­ко­вых лю­би­ли ма­те­ма­ти­ку, аст­ро­но­мию, фи­зи­ку. (6)Смут­но вспо­ми­наю какие-то элек­тро­при­бо­ры в ка­би­не­те у Сте­па­на Ва­си­лье­ви­ча. (7)Помню со­став­лен­ные им учеб­ни­ки по ма­те­ма­ти­ке; они кипой ле­жа­ли у него в ка­би­не­те  — оче­вид­но, ав­тор­ские эк­зем­пля­ры, при­слан­ные ему пе­тер­бург­ским из­да­те­лем.

(8)Очень удив­ля­ли меня от­но­ше­ния, су­ще­ство­вав­шие между Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем и его сыном Бо­ри­сом, то были от­но­ше­ния двух взрос­лых, рав­но­прав­ных людей. (9)Бо­ри­су была предо­став­ле­на пол­ная воля, он делал что взду­ма­ет­ся  — так ве­ли­ко было убеж­де­ние ро­ди­те­лей, что он не упо­тре­бит их до­ве­рия во зло. (10)И дей­стви­тель­но, он сам го­во­рил мне, что не со­лгал им ни разу ни в чём. (11)Го­во­ря об отце даже с ма­те­рью, даже с сёстра­ми, он на­зы­вал его Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем. (12)Свою мать и в глаза и за глаза все­гда име­но­вал Та­тья­ной Пав­лов­ной. (13)Рань­ше я ни­ко­гда не ви­ды­вал по­доб­ной семьи и лишь потом, через не­сколь­ко лет, убе­дил­ся, что, в сущ­но­сти, то была очень ти­пич­ная для того вре­ме­ни рус­ская ин­тел­ли­гент­ская тру­до­вая семья, каких было не­ма­ло в сто­ли­цах и боль­ших го­ро­дах  — в Са­ра­то­ве, Киеве, Ниж­нем, Ка­за­ни,  — ще­пе­тиль­но чест­ная, чуж­дая какой бы то ни было фаль­ши, стро­гая ко вся­кой не­прав­де. (14)В ней не было ни тени того, что тогда на­зы­ва­ли ме­щан­ством, и этим она была не­по­хо­жа на все про­чие семьи, ко­то­рые до­ве­лось мне в ту пору узнать. (15)Живо помню, с каким вос­хи­ще­ни­ем я, три­на­дца­ти­лет­ний маль­чиш­ка, впи­ты­вал в себя её ат­мо­сфе­ру.

(По К. Чу­ков­ско­му)

(1)Ра­ду­шие семьи изум­ля­ло меня. (2)Оно вы­ра­жа­лось не в каких-ни­будь при­вет­стви­ях, а в не­ис­то­щи­мом хле­бо­соль­стве. (3)При­хо­ди­ли к Сте­па­ну Ва­си­лье­ви­чу какие-то обтёрхан­ные, мол­ча­ли­вые, явно го­лод­ные люди, и их без вся­ких рас­спро­сов уса­жи­ва­ли вме­сте с семьёю за длин­ный, по­кры­тый клеёнкой стол и кор­ми­ли тем же, что ела семья, (а пища у неё была про­стая, без гур­ман­ских при­чуд: каша, жа­ре­ная скум­брия, варёная го­вя­ди­на), и долго поили чаем, к ко­то­ро­му и гости, и хо­зя­е­ва пи­та­ли ве­ли­кую склон­ность. (4)Обыч­но обе­да­ли молча и даже как будто на­суп­лен­но, но за чае­пи­ти­ем ста­но­ви­лись об­щи­тель­нее, и тогда воз­ни­ка­ли у них бур­ные споры о какой-ни­будь ста­тье Ми­хай­лов­ско­го, о Льве Тол­стом, о на­род­ни­че­стве.

(5)Кроме ли­те­ра­ту­ры, в семье Жит­ко­вых лю­би­ли ма­те­ма­ти­ку, аст­ро­но­мию, фи­зи­ку. (6)Смут­но вспо­ми­наю какие-то элек­тро­при­бо­ры в ка­би­не­те у Сте­па­на Ва­си­лье­ви­ча. (7)Помню со­став­лен­ные им учеб­ни­ки по ма­те­ма­ти­ке; они кипой ле­жа­ли у него в ка­би­не­те  — оче­вид­но, ав­тор­ские эк­зем­пля­ры, при­слан­ные ему пе­тер­бург­ским из­да­те­лем.

(8)Очень удив­ля­ли меня от­но­ше­ния, су­ще­ство­вав­шие между Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем и его сыном Бо­ри­сом, то были от­но­ше­ния двух взрос­лых, рав­но­прав­ных людей. (9)Бо­ри­су была предо­став­ле­на пол­ная воля, он делал что взду­ма­ет­ся  — так ве­ли­ко было убеж­де­ние ро­ди­те­лей, что он не упо­тре­бит их до­ве­рия во зло. (10)И дей­стви­тель­но, он сам го­во­рил мне, что не со­лгал им ни разу ни в чём. (11)Го­во­ря об отце даже с ма­те­рью, даже с сёстра­ми, он на­зы­вал его Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем. (12)Свою мать и в глаза и за глаза все­гда име­но­вал Та­тья­ной Пав­лов­ной. (13)Рань­ше я ни­ко­гда не ви­ды­вал по­доб­ной семьи и лишь потом, через не­сколь­ко лет, убе­дил­ся, что, в сущ­но­сти, то была очень ти­пич­ная для того вре­ме­ни рус­ская ин­тел­ли­гент­ская тру­до­вая семья, каких было не­ма­ло в сто­ли­цах и боль­ших го­ро­дах  — в Са­ра­то­ве, Киеве, Ниж­нем, Ка­за­ни,  — ще­пе­тиль­но чест­ная, чуж­дая какой бы то ни было фаль­ши, стро­гая ко вся­кой не­прав­де. (14)В ней не было ни тени того, что тогда на­зы­ва­ли ме­щан­ством, и этим она была не­по­хо­жа на все про­чие семьи, ко­то­рые до­ве­лось мне в ту пору узнать. (15)Живо помню, с каким вос­хи­ще­ни­ем я, три­на­дца­ти­лет­ний маль­чиш­ка, впи­ты­вал в себя её ат­мо­сфе­ру.

(По К. Чу­ков­ско­му)

(1)Ра­ду­шие семьи изум­ля­ло меня. (2)Оно вы­ра­жа­лось не в каких-ни­будь при­вет­стви­ях, а в не­ис­то­щи­мом хле­бо­соль­стве. (3)При­хо­ди­ли к Сте­па­ну Ва­си­лье­ви­чу какие-то обтёрхан­ные, мол­ча­ли­вые, явно го­лод­ные люди, и их без вся­ких рас­спро­сов уса­жи­ва­ли вме­сте с семьёю за длин­ный, по­кры­тый клеёнкой стол и кор­ми­ли тем же, что ела семья, (а пища у неё была про­стая, без гур­ман­ских при­чуд: каша, жа­ре­ная скум­брия, варёная го­вя­ди­на), и долго поили чаем, к ко­то­ро­му и гости, и хо­зя­е­ва пи­та­ли ве­ли­кую склон­ность. (4)Обыч­но обе­да­ли молча и даже как будто на­суп­лен­но, но за чае­пи­ти­ем ста­но­ви­лись об­щи­тель­нее, и тогда воз­ни­ка­ли у них бур­ные споры о какой-ни­будь ста­тье Ми­хай­лов­ско­го, о Льве Тол­стом, о на­род­ни­че­стве.

(5)Кроме ли­те­ра­ту­ры, в семье Жит­ко­вых лю­би­ли ма­те­ма­ти­ку, аст­ро­но­мию, фи­зи­ку. (6)Смут­но вспо­ми­наю какие-то элек­тро­при­бо­ры в ка­би­не­те у Сте­па­на Ва­си­лье­ви­ча. (7)Помню со­став­лен­ные им учеб­ни­ки по ма­те­ма­ти­ке; они кипой ле­жа­ли у него в ка­би­не­те  — оче­вид­но, ав­тор­ские эк­зем­пля­ры, при­слан­ные ему пе­тер­бург­ским из­да­те­лем.

(8)Очень удив­ля­ли меня от­но­ше­ния, су­ще­ство­вав­шие между Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем и его сыном Бо­ри­сом, то были от­но­ше­ния двух взрос­лых, рав­но­прав­ных людей. (9)Бо­ри­су была предо­став­ле­на пол­ная воля, он делал что взду­ма­ет­ся  — так ве­ли­ко было убеж­де­ние ро­ди­те­лей, что он не упо­тре­бит их до­ве­рия во зло. (10)И дей­стви­тель­но, он сам го­во­рил мне, что не со­лгал им ни разу ни в чём. (11)Го­во­ря об отце даже с ма­те­рью, даже с сёстра­ми, он на­зы­вал его Сте­па­ном Ва­си­лье­ви­чем. (12)Свою мать и в глаза и за глаза все­гда име­но­вал Та­тья­ной Пав­лов­ной. (13)Рань­ше я ни­ко­гда не ви­ды­вал по­доб­ной семьи и лишь потом, через не­сколь­ко лет, убе­дил­ся, что, в сущ­но­сти, то была очень ти­пич­ная для того вре­ме­ни рус­ская ин­тел­ли­гент­ская тру­до­вая семья, каких было не­ма­ло в сто­ли­цах и боль­ших го­ро­дах  — в Са­ра­то­ве, Киеве, Ниж­нем, Ка­за­ни,  — ще­пе­тиль­но чест­ная, чуж­дая какой бы то ни было фаль­ши, стро­гая ко вся­кой не­прав­де. (14)В ней не было ни тени того, что тогда на­зы­ва­ли ме­щан­ством, и этим она была не­по­хо­жа на все про­чие семьи, ко­то­рые до­ве­лось мне в ту пору узнать. (15)Живо помню, с каким вос­хи­ще­ни­ем я, три­на­дца­ти­лет­ний маль­чиш­ка, впи­ты­вал в себя её ат­мо­сфе­ру.

(По К. Чу­ков­ско­му)